idelsong

В связи с происшедшей бурей в стакане воды, хотелось бы сказать следующее. Я не люблю, когда меня оскорбляют, и знаю, как дать сдачу, используя такое оружие, как гласность. Но я совершенно не одобряю кампании по публичному оплевыванию не вполне здорового человека, и мне очень жаль, что я явился невольной причиной этого хунвейбинского обряда.

При этом дискуссии с более человекообразными оппонентами могут быть совсем не бессмысленными. Я хотел бы высказаться относительно двух таких дискуссий.

Сравнение нацизма и коммунизма.

Мне как отцу четверых детей недавно довелось в третий раз прочитать очередному ребенку вслух «Два капитана». И не только «Два капитана», но и, например, «Мистера Твистера» или, после более тяжелых раздумий, «Тимура и его команду». Я могу показать своим детям такие фильмы, как «Цирк», «Веселые ребята» или «Искатели счастья». Потому что они, хоть и лживые, направлены на то, чтобы пробуждать добрые чувства. А где лживые, я им объясню.

Как писал Хемингуэй (парадоксальным образом, даже не про нацистов, а про вполне травоядного Франко):

Есть только одна политическая система, которая не может дать хороших писателей, и система эта — фашизм. Потому что фашизм — это ложь, изрекаемая бандитами. Писатель, который не хочет лгать, не может жить и работать при фашизме.

Фашизм — ложь, и потому он обречен на литературное бесплодие. И когда он уйдет в прошлое, у него не будет истории, кроме кровавой истории убийств...

Послевоенная сталинская эпоха, надо отдать должное, позаимствовав многое у побежденных, по бесплодию вполне приблизилась к этому идеалу.

Конечно, эту культуру я лучше знаю, но я не слышал ни об одной книге, написанной при нацизме. Немецкая индустрия кино была намного более развита, чем советская. До 1943 года они выпускали десятки фильмов в год. В основном это не были агитки – они ориентировались на развлекательное кино. Все знают Марику Рокк, которую в качестве трофея показывали в послевоенной России. Это не моя эстетика. Что же касается фильмов, призванных пробуждать чувства, таких в Германии было немного. Такой фильм, как Der ewige Jude, я непременно покажу детям. Но надеюсь, что он вызовет не те чувства, на которые рассчитывал автор.

Уголовное наказание за отрицание Катастрофы.

В свете пародийных законопроектов, вроде того, который сейчас хотят провести в России, многие либералы заговорили о недопустимости априорных ограничений свободы научных исследований.

Очевидно, что <европейский> законодатель имел в виду не это, а мутную волну тотального и политически направленного вранья, пользующегося немалым общественным спросом.

Как биолог могу сказать: во времена моей студенческой молодости было нормой, что студенты режут мышей для учебных целей. С тех пор нравы изменились, и эта невыразимая легкость ушла в прошлое. И это правильно, если, конечно, не перегибать палку.

Но без опытов на животных биологическая наука, и, в частности, фармацевтика, развиваться не могут. Компромисс, найденный в цивилизованных странах, состоит в том, что при каждом научном центре имеется так называемая «Хельсинская комиссия» (в честь Хельсинского соглашения 1975 г., где эти принципы были разработаны). Каждый исследователь, который хочет проводить опыты на животных, должен объяснить этой комиссии, почему без этого нельзя обойтись, и какие меры будут приняты, чтобы эти опыты не были мучительством. Без подобного разрешения опыты на животных уголовно наказуемы. Кроме того, даже если в какой-то стране нет такого законодательства, статьи с такими опытами не будут опубликованы в ведущих журналах.

Мне кажется разумным, чтобы, если серьезный исследователь захочет изучить какой-то аспект устройства газовых камер или число жертв, он должен был бы получить предварительное разрешение от аналогичной комиссии.

А если в истории трудно это сделать столь же объективно, как в биологии, ну что же, тем хуже для историков.